Марат Сафин - Хадоходец[Полный текст c исправлениями на 09.12.2011]
— Неужели смилостивились боги и вняли бесконечным молитвам моим, да еще и послали мне не просто оболочку телесную, но разумеющего посланника, могущего с истинной речью совладать? — голос призрака, или его информпроекция, показался ученику вполне нормальным, не по стариковки ясным и приятным на слух, а вот речь до современной никак не дотягивала. Архаичная структура обращения и выражения мысли, аляпистость речевых конструкций резко контрастировала с лаконичностью и информативностью языка двадцать первого века.
Гадая про себя с сединой какой величины ему "посчастливилось" встретиться, Вадим решил сразу расставить все по своим местам. Хватит уже с него полоумных стариков с их личными заморочками, натерпелся.
— Слышишь?! Ну вот и славно, тогда внемли по пунктам: первое — меня не послали, я сюда своими ногами пришлепал; второе — не знаю кто ты такой, но если еще раз протянешь свои ручонки к моей голове, я тебя по стенкам тонким слоем размажу; и третье — ты вообще кто такой, что здесь делаешь и, самое главное, знаешь ли ты как отсюда выбраться?! — предельно ясно сформулировал витавшие в голове мысли ученик, вовремя вспомнив о своем жутком цейтноте.
— Кхе-хе, уважаемый, — в голосе монаха проскользнула едва заметная нота издевки, — ничтожнише прошу меня простить, ни в коей мере не желал я нанести уважаемому вреда. Все устремления мои направлены были на услуги великой оказание. Ибо как вещали боги — нет лучше величественнее службы для агнца, чем спасти жизнь брата своего. Братство же…
— Да не тараторь ты! — прервал уже почти нырнувшего с головой в океан словоблудия старика Вадим. — С каких это пор похищение тела стало "услугой великой"? Ааа?!?! Я как-то не сильно обременен его наличием! Я тебе, гость дорогой, даже больше скажу — оно мне очень нравится! Понял?! — от наглости гостя у Вадима рефлекторно сжались челюсти и судорожно участилось дыхание — он начал закипать. — Ты что, совсем тут охренел и одичал, что у всех прохожих тела тыришь? — Вадим все же сорвался на крик, но усталость взяла свое и он быстро утух. — Короче, ты меня понял? Чтобы я от тебя таких фокусов больше не видел, ясно? А то… — Вадим наискось рубанул рукой, в надежде, что универсальный язык жестов дойдет до древнего старика быстрее слов.
Монах, все так же внимательно продолжающий изучать проговаривающего речь разведчика, с виду очень спокойно выслушал экспрессивный ответный спич и утвердительно кивнул в ответ на последний вопрос.
— Тогда давай в темпе рассказывай, только без всяких этих ваших штучек с горой ненужных подробностей и цветастых восточных отступлений, ок? — Старик кивнул, не обратив никакого внимания на использование непонятного жаргона. — Кто, зачем ну и дальше по списку. И давай по быстрому, без задержек, меня время капитально поджимает.
Судя по физиономии призрака он был явно озадачен таким простым и линейным подходом к диалогу. А Вадим про себя ликовал — в кратчайшие сроки поставить и определить место собеседника в разговоре ему удавалось далеко не всегда, скорее даже редко. Но монах держал удар на зависть стойко и сумел собраться с мыслями в несколько мгновений:
— Боюсь, что совсем без подробностей сильно невнятен будет рассказ мой, уважаемый, ибо дюже длинна история жизни моей. Однако же, в меру всех сил своих, я буду со всем тщанием стараться, дабы довольными остались вы выслушав меня.
Вадим с трудом сдержал раздражение и злость. Если призрак знает как отсюда выбраться, то его даже до вечера послушать можно, лишь бы толк вышел. К тому же, эта гребанная старуха-судьба не предлагала ни одного более или менее приемлимого альтернативного варианта. Вот ведь сука…
Спустя всего пятнадцать минут монах закончил свой рассказ, честно выполнив уговор. История в общем-то была банальная, и чем-то удивить современного человека, воспитанного на огромной библиотеке сценарных изысков голливудских режиссеров, никак не могла. Прилежный, старательный и очень способный ученик, в котором древний многомудрый учитель видел себя и потому передал ему все — от бытовых мелочей до самых заветных тайн ордена, жадность до знания и силы, вкупе со стремлением к власти молодого по меркам магов послушника, последовавшее предательство и бегство, имевшие целью проведение запретного обряда. Почему обряд был запрещен Вадим понял не до конца, да и вообще чем мог помешать новый могущественный маг тоже осталось тайной. Но факты были на лицо — действующие лица последней сцены седой драмы все еще были вполне дееспособны. Когда монах почувствовал, что не успевает остановить своего визави, то был вынужден последний рывок совершить в слегка облегченном варианте — духом без участия тела — оставив его как раз в месте сегодняшней ночевки Вадима. Подробности ритуала из рассказа выловить не удалось, но монаху все же каким-то непонятным образом удалось вмешаться в строгую последовательность действия и вызвать незапланированные и, как выяснилось позже, совсем не полезные результаты обряда. Ренегат-предатель, вместо упорядоченного потока входящей магической силы получил неровные по амплитуде, периодичности и длительности всплески энергии, да еще и сильно отличной по спектру от естественно-природного стандарта.
А в результате сего незапланированного действа алчный негодяй вместо безопасного магического самоапгрейда был вынужден поменять свой человеческий облик на внешность дикого зверя, которого монах красочно изобразил руками в виде множества шипов, клыков и когтей, сопроводив все это вспыхнувшей в сознании Вадима картинкой налитого мощью хищника, с ног до головы закутанного в отдающую зеленоватым блестящую шкуру. Да уж… слабонервных просят удалиться… Забеспокоившегося слушателя монах успокоил — вторым негативным "плюсом" вмешательства в обряд стала взаимная и, самое главное, неразрывная связь установленного одностороннего окна, откуда получил "подарок" ренегат, и его тела. При удалении чуть более чем на полдня пешего дневного перехода от "центра силы" зверь терял сначала всю свободную энергию, потом размывались контуры тела, а затем и вовсе терялась его форма. Параллельно проявлялись множество воспалительных процессов во всем объеме живой материи, что медленно, но неотвратимо добивало уже потерявшее весь свой потенциал выживания чудо магической трансформы. Если короче, то свалить из этой дыры неудачник не мог. Правда, неожиданности ожидали не одного ренегата. Монах тоже попал в ловушку. Находиться вблизи источника без телесной оболочки под "рукой" было смертельно опасно — сознание автоматически привязывалось к более сильному центру, и быстро теряло связь с родным телом. Если путешественник был Мастером, то благодаря почти абсолютному контролю над своими энергопотоками, он еще мог продержаться некоторое время, на что и надеялся монах при планировании операции. Не вышло. Никто не мог предвидеть слишком нестандартную конфигурацию вновь открытого канал, и слишком необычным и даже агрессивным он оказался. И теперь Дух оказался привязан к центру силы едва ли не в большей степени, чем зверь. Так это и продолжалось, вот уже несколько тысячелетий, точнее призрак сказать не мог.
Через несколько десятков лет после всех описанных событий ученик в теле зверя окончательно потерял рассудок. Правда, все его наработки ничуть от этого не потерялись и не исчезли. Монах же, после гибели своего тела, от безысходности, а может и от неудовлетворенного чувства мести и справедливости решил окончательно извести зверушку. Чем собственно и был вызван чудовищный прогресс в боевом оснащении хищника. Талант не пропьешь, и до полной интеллектуальной смерти ученичок забабахал столько наворотов и направленных маготрансформ, что его учителю не удалось разобраться даже с половиной из них. И вот уже целую прорву времени сохранялся паритет — монах время от времени захватывал тела тех, кто по какой-то случайности оказался недалеко от его ареала и совершал очередную попытку террора по отношению к бедной животинке. Зверушка с удовольствием съедала новинку меню и сытая и довольная вновь засыпала. Режим у нее был завидный — от обеда, до обеда.
От осмысления печальной истории Вадима отвлекло голодное урчание желудка. В целом все было понятно — его хотели использовать без его ведома явно не для мирных целей. В качестве смягчающего обстоятельства монаху можно было зачесть древность его социальных шаблонов и несомненное благородство конечной цели. Тем не менее никакого желания рисковать своей битой оголодавшей шкурой ученик не испытывал, ровно как и чувства жалости к призрачному старцу.
— В общем все с тобой ясно, папаша. Использовать меня как обычно не получится. А я лично не рвусь к зверю в логово, не в том я сейчас состоянии, чтобы на медаль нарабатывать. Так что помочь увы… не могу.
